СОЗДАНИЕ ВСЕЛЕННОЙ

В 1992 году исполнилось 100 лет со дня рождения анг­лийского писателя, лингвиста, преподавателя и переводчика Дж. Р. Р. Толкина. В этом году исполняется 20 лет со дня его смерти. Для многих он стал легендой при жизни. Мало сказать, что его книги – “Хоббит”, “Властелин Колец” и дру­гие – всемирно известны. Толкин стал властителем дум мно­гих и многих людей на земном шаре, но грандиозный успех его книг – это еще не все; не исключено, что Толкин во многом повлиял на события второй половины двадцатого столетия. Часто говорят, что в его творениях заключена действенная проповедь антитоталитаризма. Но одного этого было бы мало. “Властелин Колец” содержит в себе еще и мощное противоядие против тоталитаризма, дает надежду, помогает обрести веру – и в этом главное отличие этой книги, скажем, от “1984” Дж. Оруэлла.

Но антитоталитаризм – лишь малая часть толкиновского “спектра”… Увы – в России о Толкине узнали поздно. У нас его книги заметили, когда сам автор уже покинул тот мир, где, по словам одного критика, “до сих пор не улеглась пыль от бури, которую вызвала когда-то в мире публикация его трилогии”¹. А ведь трилогия была опубликована в Англии всего через два года после смерти Сталина – в 1955 году и вскоре переведена на многие языки, включая японский, ев­рейский и сербохорватский – исключая русский и, ка­жется, китайский. Эта книга должна была стать главной книгой “оттепели”, настольной книгой шестидесятников, притчей на устах у всякого. Но этого не случилось; что ж, дополним список наших потерь – и поспешим наверстать упущенное.

Один критик писал: “Властелин Колец” – безусловно, вещь величественная, но это не литература”. Пожалуй, он был прав: это не литература – это целый мир, созданный воображением автора. В этом мире свои языки, история, легенды… В этой стране от ее основания заложены семена зла и добра, порчи и благодати, и прорастают они по зако­нам, общим для всех миров, – но по-своему. Здесь есть вы­сокий эпос, есть священное предание, поэзия, и простой деревенский юмор, и притча, и рыцарский роман. Жанр “Властелина” не определен до сих пор… Некоторые иссле­дователи предлагают термин “лингвистическая эпопея” – известно, что закваской для воображения автора послужили изобретенные им эльфийские наречия, а также древнеанглийский, древнеисландский, финский и валлийский языки. Иногда “Властелина Колец” называют одним из первых ро­манов в жанре “фэнтэзи”, который во времена Толкина еще отнюдь не был широко распространен, в отличие от времен наших. Ценители жанра “фэнтэзи”, бесспорно, могли бы найти много общего между “Властелином Колец” и своими любимыми книгами. Многие из авторов “фэнтэзи” тоже со­здали целые миры – взять хотя бы Урсулу Ле Гуин или Роджера Желязны… Однако вряд ли кто-нибудь возразит, если сказать, что ни один из этих воображаемых миров не про­думан так тщательно и любовно, не обоснован так последо­вательно. Толкин создал мир, за который он берет на себя полную ответственность перед Богом – как христианин-ка­толик – и перед людьми; думается, вряд ли средний автор “фэнтэзи” задает себе вопрос о подобной ответственности. Философская подоплека у таких книг, как правило, или от­сутствует вовсе, или расползается по швам, да чита­тель, чего греха таить, и не ищет в них никакой особой подоплеки. Именно установка читателя на развлекательное чтение и порождает иногда иллюзию сходства книг Толкина с бесконечным потоком литературы “фэнтэзи”. Но сходство это лишь кажущееся. Настоящего дракона, забредшего на маскарад, иной подслеповатый гость вполне может принять за дракона поддельного, – но, согласитесь, более близкое знакомство быстро развеет все сомнения.

Кем же был создатель этой уникальной книги в жизни? “Изучение биографии автора – самый пустой и ложный путь к познанию его работ, – писал Толкин и добавлял: – Только Ангел-хранитель или Сам Господь могли бы показать нам истинную связь между фактами личной жизни и произве­дениями писателя”.

И все же такая связь есть, пусть ее и не постичь про­стому смертному, А поэтому о главных событиях жизни Толкина упомянуть все же стоит.

Толкин родился в Южной Африке, куда незадолго до того перебрались его родители. Трех лет он приехал с матерью в Англию и был на всю жизнь потрясен травой и деревьями, ведь в Африке он привык видеть горячий вельд с колючка­ми, а на Рождество в доме наряжали эвкалипт. Следы этого “открытия” видны в книгах Толкина на каждой странице.

Обратно мать с детьми уже не вернулась: отец, сравни­тельно молодой еще человек, скоропостижно скончался и семья осталась в зеленой Англии. Первые несколько лет прошли в местечке Сархоул – там были мельницы, озеро, лес и все прочие атрибуты сельской жизни. Исследователям впоследствии не пришлось долго искать прототип сказочной страны, выдуманной Толкином, – Заселья: это и есть Сархо­ул. Увы – со временем этот райский уголок стал жертвой индустриализации, что Толкин пережил нелегко.

Через некоторое время мать Толкина Мейбл Саффилд вынуждена была оставить Сархоул и перебраться в пригород Бирмингема. Это было вызвано решающей переменой в ее мировоззрении: Мейбл обратилась в католичество, а в Сархоуле подходящей католической церкви не было. К тому же дети подрастали, и пора было подумать об их образовании.

Смена исповедания, без сомнения, была для Мейбл Саф­филд актом глубочайшей веры – и немалого мужества, так как это означало разрыв с родней, одиночество и нищету – вдова с двумя детьми, Мейбл зависела от денежной поддер­жки близких людей, но с переходом в католичество вынуждена была от нее отказаться: в те времена между протестан­тством и католичеством шла война не на жизнь, а на смерть и перебежчики считались чуть ли не военными преступниками. Позже Толкин писал, что вражда родственников в буквальном смысле убила его мать – Мейбл провела послед­ние годы в удручающей бедности, заболела диабетом и вско­ре умерла: инсулина тогда еще не изобрели…

Мальчиков опекал католический священник, о. Френсис Морган; до конца своей жизни он оставался им близким другом. Джон и Хилари получили прекрасное классическое образование. Джон Толкин рано начал проявлять выдающиеся способности к языкам; более того – он сам начинает изобре­тать языки, конструировать алфавиты и грамматики. В зву­чании слов он находил особую красоту. После смерти мате­ри – всего-то четыре года и побыла она католичкой – Джон Рональд принял эстафету католицизма и никогда не изменял ему. “Католицизм для Толкина был одной из двух важнейших составляющих его интеллектуальной жизни”, – пишет его биограф² (второй были языки). На выставке, открытой к юбилею в Бодлеанской библиотеке (Оксфорд), представлен был студенческий деловой дневник Толкина. Черным на его страницах отмечены повседневные дела и часы, отведенные занятиям; красным – дни религиозных праздников, посеще­ния церкви, молитвы. Так вот – черного и красного при­мерно поровну… Толкин восхищался и гордился поступком своей матери настолько, что впоследствии потребовал того же от своей невесты – и та перешла в католичество задолго до свадьбы, покинув сразу ощетинившихся против нее род­ственников-протестантов и всех прежних друзей…

С 1911-го по 1915-й Толкин изучает английский язык и литературу в Оксфордском университете, где получает спе­циальную стипендию для особо одаренных студентов. Способности позволяют ему претендовать на академическую карьеру. Интересы Толкина определились сразу – это англосаксонская литература, древнеисландский язык, древнескандинавская мифология. Самым значительным произведе­нием раннего англосаксонского средневековья считается “Беовульф”, среднескандинавского – “Старшая Эдда”; позже Толкин стал одним из выдающихся специалистов по обоим текстам, и оба они бесконечно отражаются в зеркалах его книг. Кроме того, изобретение языков за годы студенчества из хобби перерастает в дело жизненной важности. Из неза­конченной повести “Потерянная дорога” можно вычитать, что Толкин чувствовал себя не столько изобретателем но­вых, сколько открывателем существующих или когда-то су­ществовавших языков.

Это смутное ощущение никогда не перерастало в созна­тельное “ясновидение” или что-либо в этом роде: Толкин всегда оставался в рамках реальности и не придавал своим снам и ощущениям статуса непреложной истины. И все же герой “Потерянной дороги” узнает однажды, что на выдуманном им языке говорили в Атлантиде. Атлантида – под другим названием – встречается и в эпосе Толкина “Сильмариллион”; и всю жизнь Толкина преследовал сон о черной волне, которая поглощает зеленые поля и деревни, а потом сон этот унаследовал один из его сыновей…

“Сильмариллион” Толкин начал писать чуть ли не сразу после окончания университета (и, заметим в скобках, зачис­ления в ряды действующей армии) – по его собственным словам, выдуманные языки требовали для себя вселенной, где они могли бы свободно развиваться и функционировать, и Толкин принялся за создание такой вселенной. Тем вре­менем мир реальный не давал забыть о себе. Как говорит выдающийся исследователь творчества Толкина Том Шиппи, Толкин – наряду с Оруэллом, Голдингом и Т. X. Уайтом – принадлежит к тем писателям, в которых стреляли, а это во многом определяет творческую индивидуальность. Не странно ли, заметил Шиппи в своем докладе на конферен­ции, посвященной столетию Толкина, что именно эти пи­сатели “ушли” от реальности, создав воображаемые миры. Может быть, литература типа “фэнтэзи” вообще отражает реальность добра и зла полнее, чем так называемая “реали­стическая” литература, и те писатели, что встречались со Злом лицом к лицу, не случайно избирают потом для описа­ния этой встречи древний жанр притчи?

На общем фоне первой мировой войны, замечает все тот же Том Шиппи, полк, где служил Толкин (“Ланкаширские стрелки”), сражался необычайно успешно и одержал ряд побед, прежде чем ранение перебросило Толкина в госпиталь – как бы преднамеренно давая ему передышку для осознания ужасного опыта войны. За время пребывания на больничной койке он выучил еще два-три языка и даже перелистал учебник русского (дополняя это чтением рома­нов Достоевского), однако „романа“с русским языком и культурой у Толкина так и не получилось, хотя эстетическое впечатление от необычного звучания русских слов запом­нилось ему на всю жизнь, – по крайней мере, так он говорил впоследствии.

По выходе из госпиталя Толкина встречает другой, изме­нившийся мир. Лучших друзей Джон Рональд потерял в битве при Сомме – и с тех пор сквозной нитью проходит через его творчество мотив горьких побед и счастливых концов без радости. Мир после войны в книгах Толкина всегда невосполнимо теряет слишком много прекрасного, слишком непохож на прежний, чтобы ликование победителей оста­лось неомраченным. Многие упрекают Толкина в том, что, дескать, в его книгах гибнут только второстепенные герои. Но в его собственной истории погибли главные, и Толкин берет на свои плечи бремя их неосуществленных замыслов и невоплотившихся дарований.

Итак, новая жизнь. Толкин женится на девушке, что ждала его без малого восемь лет; становится преподава­телем английского языка в университете в Лидсе; работает с другими учеными над Оксфордским словарем англий­ского языка. В 1925 году он возвращается в Оксфорд, что­бы преподавать англосаксонский, в 1926-м знакомится с К. С. Льюисом (1898—1963), в будущем – писателем и бо­гословом, автором множества книг, изданных теперь и у нас. Вокруг Толкина и Льюиса вскоре образуется небольшой кружок литераторов, студентов и преподавателей, увлечен­ных древними языками и мифами, – Инклинги. Толкин ве­дет обширную научную работу, переводит англосаксонскую поэзию, усердно трудится, чтобы обеспечить семью, выросшую из двух человек до шести, а на досуге рассказывает детям сказки и рисует (рисунки эти в Англии выдержали не одно издание). В 1936 году, после публикации одной из таких “домашних” сказок – “Хоббит, или Туда и Обратно”, – к Толкину приходит литературный успех, издательство за­казывает продолжение… С той поры научная деятельность отходит на второй план и по ночам Толкин пишет “Властелина Колец”.

Не был забыт и “Сильмариллион”. К тому времени эпо­пея включала в себя историю сотворения мира и падения Атлантиды, историю богов (Валаров) и рас, населяющих Зем­лю вместе с человеком, – благородных бессмертных эльфов (создавая своих эльфов, Толкин во многом опирался на древнеанглийскую христианскую традицию, где дискуссия о существовании эльфов и об их природе считалась вполне оправданной), гномов, древолюдей… “Сильмариллион” раз­ворачивается в трагическую и величественную картину – причем речь идет не о какой-либо иной планете, а о нашей Земле: Толкин как бы “восстанавливает” забытые звенья ее истории, извлекает на свет утерянные сказания, “проясняет” происхождение детских считалочек, которые, по его мне­нию, часто являются осколками прекрасных, но утерянных легенд прошлого… Замысел Толкина честолюбив и гранди­озен – он намерен создать не больше и не меньше как “ми­фологию для Англии”. В то же время он ни на секунду не претендует на то, что его фантазия представляет собой что-то большее, чем фантазия (и в этом его основное отличие от русского мифотворца и визионера Даниила Андреева!). Человек создан по образу и подобию Божию, говорит Тол­кин в своем эссе “О волшебных сказках”; следовательно, человек способен творить миры. Он не может вдохнуть жизнь в свое творение, но Бог, если захочет, волен сделать это, – оживил же Он гномов, созданных архангелом-Валаром Аулэ (рассказ об этом есть в “Сильмариллионе”), и кар­тину художника Ниггля (рассказ “Лист кисти Ниггля”, впер­вые опубликованый в 1945 году). Не знаешь, чему удивлять­ся больше – дерзости этого замысла или смиренности самого дерзновения. Параллелей “Сильмариллиону” в миро­вой культуре мало, – по крайней мере, если говорить о по­пытках столь же грандиозного масштаба. Одни дерзали без смирения – и создавали ереси, другие ни на что особенно не дерзали – и развивали жанр “фэнтэзи”. Пожалуй, только малоизвестный датский богослов Грюндтвиг³ занимался примерно тем же, только полувеком раньше (не исключено, кстати, что Толкин напрямую вдохновлялся его идеей – Грюндтвиг мечтал написать “мифологию для Дании”). Схожи и богословские оправдания, которые находят для своей люб­ви к языческой мифологии дохристианского периода хри­стиане Грюндтвиг и Толкин.

Стоит, однако, помнить, что “Сильмариллион” мог бы остаться никому не известным чудачеством оксфордского профессора, не выйди из-под пера этого же профессора “Властелин Колец”, задуманный как продолжение детской книги, но, слово за слово, неожиданно для самого автора, превратившийся в книгу для всех возрастов (и больше длявзрослых!). “Властелин Колец” вдохнул в “Сильмариллион” жизнь и душу, которых тому недоставало. На величествен­ном фоне появились герои, близкие каждому, и читатель с их помощью смог перенестись в мир Толкина на равных с героями эпоса, а мир Толкина, кроме “героического” и “эльфийского”, обрел и “человеческое” измерение.

Образно выражаясь, “Властелин Колец” пропущен авто­ром через опыт второй мировой войны. У Толкина никогда не было иллюзий насчет “левых” (за это его не любят сегодняшние западные социалисты), тем более насчет Сталина – его он оценивал достаточно трезво, и аура победителя не могла затмить этой правды своим, многих ослепившим, бле­ском. Он предвидел войну – и тяжело переживал ошибки английских политиков перед ее началом; не был он очарован и романтикой испанской гражданской войны – хотя уж на нее-то поддался даже Льюис. Но, по-видимому, Джон Ро­нальд обладал поистине адамантовой твердостью убеждений и трезвостью мысли. Восторг слияния с толпой в формуле его духа отсутствовал. И вот сейчас, через пятьдесят лет, мы начинаем с ним соглашаться… Ходят легенды, что именно “Письма” Толкина, где он говорит о своих политических убеждениях достаточно резко, замедлили выход в свет пол­ного перевода “Властелина Колец”. Впрочем, пусть свет на это прольют те, кто знает. Заметим еще, что и победа над Германией не вызвала у Толкина эйфории – он был далек от идеализации победившей стороны.

Итак, в 1949 году  “Властелин Колец” был закончен (“Я породил монстра”, – пугал Толкин издателей) и в 1955 году вышел в свет (издатели готовились понести убытки). В ито­ге – ослепительное признание и вскоре – слава и богатство. Были, конечно, и ругательные отзывы, как без них; но теперь, по прошествии сорока лет, можно смело сказать, что чело­вечество делится на две части: одна, прочитав “Властелина”, уже не мыслит себе жизни без Толкина; другая, не дочитав первого тома, равнодушно откладывает книгу в сторону. Что ж, это задача для психологов и прочих знатоков чело­веческой натуры. Процитируем по два отзыва с той и другой стороны:

“Для романа… это феноменально дорогая книга, и, ви­димо, я должен относиться к ней серьезно, но я не могу найти для этого ни одной по-настоящему серьезной причи­ны” (обозреватель популярной газеты);

“Герои “Властелина Колец”, хоббиты – это просто маль­чишки, взрослые герои – в лучшем случае пятиклассники, и… никто из них ничего не знает о женщинах, кроме как понаслышке!” (критик Эдвин Муир);

“За последние годы я не прочел ничего, что доставило бы мне такую радость” (поэт Уинстон Хыо Оден);

“Успех Толкина в Англии был по большей части реакцией против скучного, беспринципного, редукционистского ком­мерческого материализма; меня самого в этой книге – а я прочитал ее в декабре 1956-го – привлекла неоспоримая красота его выдуманного мира, красота, в которой можно найти убежище от всех (увы, чересчур правдоподобных!) ужасов, приводящих на память самые скверные стороны ми­ра, в котором мы тогда жили, мира, где повсюду можно было видеть следы тоталитарного мышления” (Дэвид Даган, член английского общества любителей Толкина).

Среди предшественников Толкина называли Джорджа Макдональда, Шекспира, короля Альфреда, Г. К. Честертона, Эрнста Кассирера и Ариосто (не считая англосаксонских по­этов раннего средневековья); среди последователей – Урсу­лу Ле Гуин и легион других писателей-фантастов (а в России, например, поэта и музыканта Бориса Гребенщикова); да и сам Льюис много у Толкина позаимствовал для своего “нарнийского” цикла, который сегодня у нас так популярен (кстати, даже среди английских поклонников Льюиса мало кто знает, что именно Толкин помог воинствующему язычнику и агно­стику Льюису обратиться в христианство!); среди основных тем Толкина называют, кроме взаимоотношений язычества и христианства, о чем речь шла выше, тему влияния малень­кого человека на ход большой Истории, темы смерти и бессмертия, случая и провидения, порчи и благодати, проис­хождения зла, тему власти (одна из главнейших!) и многие другие. Споры вокруг Толкина не затихают, а книги о нем все продолжают и продолжают выходить, не говоря уже о нескольких периодических журналах разноязычных и разно­мастных “толкиновских обществ”.

Итак, годам к шестидесяти Толкин внезапно стал знаме­нит – особенно, когда вышло американское издание “Вла­стелина”. Толкин был польщен и удивлен. В письмах друзьям он признавался, что, “как и все драконы, неравнодушен к лести”. Успех книги скрасил последние годы писателя (он умер в 1973 году) материальным достатком – впервые за всю жизнь, он получил возможность не вести мелочные списки расходов. Но главное – он наконец-то освободился от каторги, на которой гнул спину всю жизнь – от ежегод­ной проверки экзаменационных работ! Зато появилась но­вая, добровольная обязанность – отвечать на письма по­клонников, принимать визитеров… Кроме того, к радостям успеха присоединилась тревога – во многих местах земного шара книгу приняли настолько серьезно, что она чуть ли не заменила некоторым увлекающимся личностям Священное Писание, стала их жизнью и верой. Легко догадаться, как это обременяло совесть автора-христианина. Эарендел из древнеанглийского стихотворения смог донести весть о Хри­сте до язычников и не превратился в новое божество; над­еялся избежать этого и Толкин, но преуспел лишь отчасти.

В последние годы жизни Толкин готовил к печати “Сильмариллион”, но так и не закончил этой работы – и некото­рые предполагают, что сделано это было отчасти сознатель­но: “Сильмариллион” слишком трудно было закончить. Где поставить точку в живой Вселенной? По-видимому, это не­возможно. “Сильмариллион” был издан посмертно сыном Толкина Кристофером. К настоящему моменту в свет вы­шли, кроме “Сильмариллиона”, “Письма”, “Неоконченные Сказания”, “Баллады Белерианда”, десять томов “Истории Средьземелья”, сборники рассказов, стихов, статей, лекций… Что до “Властелина Колец”, то он по-прежнему остается бестселлером, и любовь к Толкину в мире не гаснет, “Ваша книга принесет вам еще много сюрпризов”, – эти слова из “Мастера и Маргариты” вполне могли бы быть обращены к Толкину, особенно теперь, на заре, так сказать, нашей оте­чественной толкинианы… но об этом в другой раз.

Вот и вся история жизни Джона Рональда Руэла Толкина, ученого и писателя, властителя дум миллионов и творца соб­ственной Вселенной, поэта и христианина – и одновременно обычного английского обывателя, обычного оксфордского “дона”, погруженного в рутину семейных дел и преподавательской “текучки”. Так не чудо ли вся его жизнь и то, что ему удалось сделать? Не странно ли, что этот человек в одиночку создал Вселенную с тысячелетней историей?

А главное, почему люди до сих пор черпают из его книг утешение, радость, уроки и силы жить? В одном из писем Толкин вспоминает, как беседовал с неким посетителем, ко­торый принес с собой репродукции нескольких старых пей­зажей, в точности совпадавших с некоторыми описаниями из “Властелина Колец”. Толкин признался, что видит эти картины впервые. Тогда посетитель “…смолк и… долго смотрел на меня, пока внезапно не произнес: “Ну, вы, ко­нечно, не так наивны, чтобы полагать, будто Вы сами напи­сали эту книгу?” И Толкин ответил: “Когда-то я грешил та­кими мыслями, но теперь больше так не думаю”. Пожалуй, это была не совсем шутка…

Мы живем в эпоху, когда Толкина прочли сильные мира сего (так, например, президент Венгрии Арпад Гонц – быв­ший переводчик Толкина, королева Дании Маргрете II, которая под влиянием “Властелина Колец” обратилась в христианство), а малые мира сего восприняли эту книгу как руководство к действию. Задолго до выхода в свет “Властелина Колец” Тол­кин спрашивал в письме к сыну: “Так дойдет ли до людей “Властелин Колец”? Утолит ли жаждущих?” До сих пор мил­лионы людей во всем мире утоляют жажду из чаши, которую наполнил для них Джон Рональд Руэл Толкин. Где же раз­гадка этого успеха и этой тайны? Может быть, самым луч­шим ответом на этот вопрос будут слова Евангелия от Иоан­на – “…Кто будет пить воду, которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек; но вода, которую Я дам ему, сделается в нем источником воды, текущей в жизнь вечную” (4: 14-15). И вряд ли кто-нибудь скажет лучше.

М. Каменкович, Санкт-Петербург, 1993

ПРИМЕЧАНИЯ:
1. Кабаков Р. Сотворение мира: Дис. на соискание степени канд. филолог, наук. Л., 1989. Рукопись используется с разрешения автора.
2. Carpenter H. Biography of J. R. R. Tolkien. London, 1977.
3. N.I. Agøу,“Quid Hinieldus cum Christo?» — New Perspectives on Tolkien’s Theological Dilemma and his Sub-Creation Theory(доклад на Оксфордской конференции 1992 г., посвященной столетию со дня рождения Толкина).