И звезды нас — не оставят,

И звезды нас — не оставят,
И время нас — не осудит:
Не было.- но есть .и станет
Не будет — но есть и будет..

И в пятницу нам — оступиться
Или принять обиду,
А в прочие дни — толпиться
И вечно терять из виду…

Но воскресенье грянет
И все, что ни есть, разбудит:
Мгновенье нас не обманет:
Такое было — и будет.

Семь дней у всего творенья,
Суббота на нас, о други —
День смерти и предваренья.
И мы возложили руки

На голый песок надгробья,
Где камень давно расселся…
А там — поднимались ребра
И глухо толкнулось — сердце.

Старая Ладога
1985

 

 

Неведомы буквицы неба.

Неведомы буквицы неба.
Но в час, когда вспухнет волна,
Я смутного, смутного гнева
И тайного страха полна.

Распутья бесстрастны, безлюдны,
Но всюду — немой уговор,
Чтоб жизни печальной и скудной
Душа бы не шла вперекор,

Чтоб каждому ясному слову
Тройная бы кривда легла,
И чтобы уток и основу
Навек утеряла игла,

И в ткани излишней, напрасной,
Где лиц и событий не счесть,
Не выткались ниткою красной
Ни страсть, ни тоска и ни честь:

Не выткались башни на небе,
Не выткалась жизнь в бытии…
Прощай, моя правда во гневе —
Тебя помянут в литии,

А я до разбойника Раха
С молитвой лукавой теку
В неведомых буквицах страха,
Написанных мне на веку…

1985

 

 

По убыванью человечности

По убыванью человечности
Мы судим об отливе Вечности
От обезглавленного времени,
Где мы — без воли и без бремени —

Застыли в неопределенности,
В предельности несовпадения:
Как будто есть друзья, влюбленности,
Единоверцы — и видения

Даются нам во снах, и знаменья,
А, значит, мы идем дорогою…
Но приглядись — и все как замерло,
Но приглядись — какой убогою

Душа предстанет, если вдуматься:
Решит — ‘друзья’: уже не чуждые!
Видение — не скажет: ‘дунется —
А вдруг рассыплется?’ — кольчужная

На ней рубаха, острый меч в руках —
Не скажут: ‘это — чаепитие!’
..Стою меж вымраков и вымраков —
И нет распутия, избытия.

Одна — меж бесцерковной совестью
и меж безсовестною церковью —
Стою с моей печальной повестью
И словеса ее коверкаю:

Глаз не поднять на древо крестное,
Со всем, с чем об руку — прощание…
И если бы не ты, воскресное
Пылание и обещание!…

1985

 

 

Не Ты ли волен, сделавший людей,

Не Ты ли волен, сделавший людей,
стереть меня резинкой с площадей?

Не за Тобой ли, труся и стеня,
не поспеваю: ‘не бросай меня’?

Не Ты ль, на робкий зов придя как Гость,
спросил меня спокойно и насквозь?

Не Ты ли? — Кто ты? — знать не начала.
Но Ты коснулся моего чела,

и вот душа — а срез ее слоен —
качнулась на устоище своем,

и клянчит: ‘подбери и обогрей!’
И тут же: ‘не сжигай меня огнем!’

И странен день о гибели Твоей,
когда — живой — Ты слушаешь о нем.

Страстная 1984

 

 

О Лавра — и ни места кроме! —

О Лавра — и ни места кроме! —
Сказал растроганный Иуда.
Кто припадал к потоку крови,
Всегда струящейся отсюда?

Всегда — не нарушая чина
И не приподымая спуда…

*

И, может, мы — и есть причина
Руин семнадцатого года?

сент. 1985

 

 

…Но полон и праздничен каждый миг,

…Но полон и праздничен каждый миг,
Но к цели неведомой — каждый шаг.
Куда, скажи мне, придем, душа,
Путем, который солому книг

Несет, как Нил, на своем горбе —
Поля и нивы приносят плод!
И разве трусит в своей судьбе
Тот, кто по воле ее берет?

1985

 

 

На временах горит рубаха,

На временах горит рубаха,
И стыки образуют нас.
Над стадом, сбившимся от страха,
Господствует закатный глаз.

И Другу, с Кем неразделенно
Мы по одной идем тропе,
Бездумно я кладу поклоны
В меня не знающей толпе.

Мне страшно, Господи, и дико,
Как будто все мертво во мне.
Куда зовешь меня, Владыко,
Что о Кресте откроешь мне?

…В стране, где перестать недолго,
Где киснет, а не льется, кровь —
Я разыграла пальцем долга
Свою великую любовь.

Ужели завтра воскресенье?
Ужели в мире больше нет
Ушей, чтоб слышать про спасенья,
И глаз, чтоб видеть вечный свет?

Смерть на беседе и на теле,
И я чешу ее власы.
И Солнце над долиной тени
Читает Царские Часы.

*

…Когда оступается в страхе плоть,
Разбойники уксус пьют,
И в окна храма глядит Господь
На то, как Ему поют.

Я страх обрела, опознала грех
И страшную благодать,
И только любви, что Себя за всех,
Сердцем не угадать.

И я напрасно вяжу платок,
И рот окунаю в мед:
Тела и Крови Твоих кипяток
В суд мне, пока Ты мертв.

 

*

В путь?.. Но с которого вокзала,
И в час которого утра?
Христе — я знаков не связала,
А Ты — Тебе уже пора…

О снимок сверху моментальный!
Вон там — окно мое и дом.
Ты сходишь, защищен лишь тайной,
В бескрайний и враждебный дол.

Они себе возьмут одежду
И разорвут на лоскуты…
Когда вели Тебя, Надеждо,
Я вспомнила, что это Ты.

И я, давно ослабнув духом —
И глаз давно у сердца нет —
Едва услышала над ухом
Твой ускользающий привет.

Мария, сонмище, Иуда —
Все где-то далеко стряслось,
И только знаменье да чудо
До нашей веси донеслось,

И черен был, и сплющен день мой,
И было сказано — м о л ч и
Зарницей нечленораздельной,
Да длинным облаком в ночи.

*

Как в сердце жир, как в горле кость —
То, что могло вести.
Ужель и мы пройдем насквозь,
О Господи Христе?

Не те, что кажутся, грехи,
Нет истины в судьбе.
Мы к речи Ангела глухи —
А тянемся к Тебе…

И пьем из раны под ребром,
И строим на крови…
О т р и н о в е н н ы м с е р е б р о м
Еще не назови.

Еще беспамятство пройдет,
Отчистится нагар,
И Магдалина припадет
К израненным ногам.

1984

 

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ Что смотришь незнакомцем, друже?

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Что смотришь незнакомцем, друже?
Что осекаешься, пиит?
Глубоким вздохом безвоздушья
Над миром Пятница стоит.

Ты скажешь: долго ль ждать Субботы,
Она настанет точно в срок —
Уже пасхальные заботы
Нам разжимают кошелек;

уж полдень минул, не сутулься,
не горбись, не твоя вина…

*

— и, страшным выпаденьем пульса,
повиснет в доме тишина.

1986-1995

 

 

За отрогами воли,

За отрогами воли,
Но не там и не здесь,
Есть в далекой юдоли
О пришествии весть.

Есть негромкое дело:
Если прямо идти,
Переводится тело
На иные пути.

Вот и холм мой наметан,
Вот и лодка плывет…
— Трижды плачет над мертвым,
Трижды друга зовет.

Что нам мир полустертый,
В нищих мы ли не знать?!

— А окликну в четвертый —
Будет некуда звать.

1984

 

 

 

х х х
Там никому никто не рад.
Ну — были б живы.
Там, пряча взгляд, уходит брат
В пути чужие.

Луч на челе, у ног тропа,
На древке знамя…
Мне что — темна я и глупа,
Судеб не знаю.

Там путь срезают сапоги
Сквозь души наши.
Там ‘клерикальные круги’
Сдвигают чаши.

Там дел зарница круговых,
Там леший бродит…
И, лишь кивнем друг другу мы,
Как нас уводят.

1984