Плебейская кровь! Нелюдимая кость!..
Плебейская кровь! Нелюдимая кость!
Не я ли — в стране зачарованной — гость?
Не я ли учусь узнавать — погляди! —
Жреца по его бирюзе на груди?
До дому — от родины-Хема — пора б!
Не я ли — в тебе заколдованной — раб?
Не ты ли мертвящий питаешь чирей
На шее сынов твоих — и дочерей?
Иль ты — только лифт письменам ножевым
К невольному чтению нам, неживым?
Не я ли?.. — Но ты не взыщи, не взыщи.
Я помню: я — камень из ЭТОЙ пращи.
Но ты не взыщи — я предать не ищу.
Ты землю — я сердце асфальтом мощу.
Уйти бы — но здесь над тобой небеса.
*
И прошлое дует в мои паруса.
1984
РЕКА СМОРОДИНА
РЕКА СМОРОДИНА
(в и д е н и е)
I
Мертвая легла вода
Между мной и милым детством.
Лес, высокие огни,
Чьи-то стойбища худые.
Чудь невемая. О н и.
Черная гора. Куды мне?
А за мертвою водой —
Все кто первою любовью —
Золотой и молодой,
Все, кто делом, все, кто болью…
Там — уменье быть одной,
Память, небо, море, разум —
За водою ледяной,
Убивающею разом.
О Смородина река,
Я оставил там клинок.
О Смородина река,
Согрешил я, изнемог.
Я стою на берегу.
Дико мне в краю пустынном.
В черном мху, в болоте стылом.
На поклон ли — ко врагу?
Будут мне и там друзья,
Будут мудрые умы.
Только с ними мне нельзя:
Как отречься от сумы?
Иль пуститься налегке,
ИлИ страх переупрямить?
Черный Китеж вдалеке
Громоздится словно пряник!
Не топи меня река
— ТО ХАРРАН МЕСОПОТАМСКИЙ
Безоружна седока!
ТО ХАРРАН МЕСОПОТАМСКИЙ
Не лишай меня ума —
ТО ХАРРАН МЕСОПОТАМСКИЙ
Ибо ты Змия Сама!
ТО ХАРРАН МЕСОПОТАМСКИЙ
Ты — ушедших смолкший гам.
Ты — России тайный Ганг.
Ты — мой грех, мои дела:
Я творил — а ты плыла.
Дай мне сплавать за клинком
И не думать ни о ком!
…Мертвая вода любви
И отчизна за хребтом.
Говорит она: плыви.
Я убью тебя потом.
круты волны. пены нет.
черный омут. желтый свет.
ты студеней, горячей
богородичных ключей.
Сумерки молчат во мне.
Плачи зябнут по спине.
Тишина плотнее волн.
Вышиною сумрак полн.
черных радуг слезный круг.
смертных слов бессмертный ток.
кроткой памяти круги.
— протекают сапоги.
холст намок и плащ набух.
обруч лыковый на лбу.
тихий, тухлый, грозный смрад.
я не выплыву назад.
свалка? гроб? муравья кровь?
отжужжавшая любовь?
мертвых празднеств ветхий гам?
— лишь полынь по берегам!
Как у боткинских Сестра,
гниль трясин твоих остра.
Но сама — как черный бинт.
Но сама, как горький ключ.
Чище кипяченых бритв!
след за лошадью горюч.
— АЙ ТЫ МАТУШКА ЧЕРНАЯ РЕКА СМОРОДИНА!
язва Лазаря кладезь твой.
— АЙ ТЫ МАТУШКА ЧЕРНАЯ РЕКА СМОРОДИНА!
бурый воздух, солнца удвой.
— АЙ ТЫ МАТУШКА ЧЕРНАЯ РЕКА СМОРОДИНА!
А ну давай — выплывай на русь!..
.отраженьем в воде троюсь.
— АЙ ТЫ МАТУШКА ЧЕРНАЯ РЕ…
обернешься — дым и смрад.
Черный (Медный?) Всадник на плато.
— Или это — дивный сад?
Соловьев лихой притон?
Обернешься — грохот скал.
Лавы алый геркулес.
Или там — моя тоска,
Там поля мои и лес?
О Смородина река!
(то X а р р а н M е с о п о т а м с к и й)
Ты морочишь седока!
Ты черна, и ты давно.
Боле знать мне не дано.
Сгинул запад и восход.
Третий берег встал из вод.
Сзади — детство. Сзади — ад.
Я не выплыву назад.
Сзади память. Сзади бред.
Впереди великий свет.
II
Шли к России целый день, вышли к вечеру.
Тускло луковки горят. Птицы вещие
На часовенках молчат, птицы жирные…
Чай монахи кипятят всей дружиною…
То ли Китеж, то ль Кижи — воротились мы.
На святые рубежи воротились мы.
Только речку переплыть, мать-Смородину —
Дай-й повысохла, поди: вброд — на родину!
Там, за шеломянем, эх — только в горле ком!
Книги по небу летят треугольником…
Бурка, но! — да тпру — да мы неученые:
Дай, прищурюсь на Кижи эти черные!
— Да ить крест на них! — ан сердце хоронится:
Бают, праздник, — а боюсь оскоромиться!
Да и конь мой на дыбы — хоть в реку не лазь…
Не драконша ль, нам на срам, перекинулась?
Омочу-ка я рукав, соскочу с коня.
Провещись ко мне, река, научи меня!
— а та скрипит песком наизусть:
ступай, ступай на святую Pусь!
я на первом шагу — уздечку беру
на втором шагу — удала коня
а на третьем уж как самого добра молодца
да разве тя, буйну голову, и так пропустить?
1984-1987
В полнолуние вещей
да встанет солнце прямо Гаваона
и луна противу дебри Аиалонския
Иисус Навин, 10:12
В полнолуние вещей
Стережет меня Кощей.
Гусь на зарево глядит, —
Третий Рим спасать рядит.
В полнолунные поля
По волков пошло теля, —
Гул по всей земле гудет!
Ум-то есть, да вон нейдет.
*
В полнолуние начал
Рада мне моя печаль:
Похлебай-ка старых щей
В полнолуние вещей,
А судьба повременит…
Мана манит, -Бог хранит.
*
Над озерами нощей
Полнолуние вещей.
Чья же тяжкая вина
Так объела времена?
А я так рук не прикладал —
Так, толкнул да наподдал,
Да подвыл -теля стращал…
*
Встань, луна, в лицо вещам!
Против дебри встань, луна!
Называют имена.
1983
— И, люди, вы, которые вовне!
— И, люди, вы, которые вовне!
Нелживых слов не говорите мне!
Они невнятны как сама природа,
она безмолвны как покой курганов,
которые не воют по ночам:
‘кто посягает на мою могилку!’ —
лишь подстилают черную пеленку
под россыпь духа — в соучастий час.
Досыпьте лжи: хочу расслышать вас!
Но что мои слова? Во лжи ли?
Так что же правда в тех, что живы?
Я мнил — МЫ взмах ее меча!
— Монах часовня или ива
и крен весеннего разлива
когда о них молчат
МОЛЧАТ
ПРОГУЛКА БЛИЗ СЕСТРОРЕЦКА
ПРОГУЛКА БЛИЗ СЕСТРОРЕЦКА
И почернел песок, и снегом стал.
И города разросшийся кристалл
От побережья щупики отдернул.
И путь внезапно сделался пройдённым,
Раздумьем над собою же. Урок
Стал пройденным, спасённым — день, он — выжил,
Он гниль свою и грязь закатом выжег
И сам себя запас себе же впрок.
Залив зимой уходит вглубь себя,
Застывшею волной рисуя фразы,
Которых не прочел никто ни разу,
Живой души сперва не загубя.
Так подсыхают кромки, корки, срезы.
И так же подсыхают щёлки ран.
Но глухо катит волны океан,
Не заживая. Бьётся о Фарезы.
Почти смирясь, вливается в залив.
И — замерзает, до песка дохлынув.
Мель побеждает глубь. Недосолив
Песок, и небо в глотку опрокинув.
Здесь, на пороге у полнощных стран,
Где замерла, заледенев, вода, —
(Мы тщимся жить, — а нет, так кто тогда?)
— Немудрено забыть про океан,
Поверить, что и он заледенел
В двух римах от босфородарданелл
И мещет огнь, как низшие моря,
И что надежды зарождались зря —
Осталась мель да черный снег с песком…
Их только растоптать да пнуть носком…
И так поступит, кажется, любой…
Но помнит слух, как здесь шумел прибой.
1985 — 2004
Я точно помню, когда появились первые низкие мысли,
Я точно помню, когда появились первые низкие мысли,
и когда я записала в блокноте:
‘пусть до скончанья будет так —
не весел свет, не мрачен мрак.
А там — вернется все: любовь
песком и ветром станет вновь’.
Помню ‘медленные танцы’ гаданья универмаги
и любвей бумаги и дневников бумаги
помню зелень неба и музыку сфер
и еще стихи от которых осталось только название — ‘Агасфер’
и в красном галстуке я выходить стеснялась на проспект
и сладострастный ‘Анти-Дюринга’ конспект
и дух мой недоговорен…
*
Я недостойна тех времен.